Но и это не все, что можно сказать. Никак не надо забывать, что все открываемое нам дневником отца Фоки происходило при митрополите Филарете Амфитеатрове – человеке очень простом и добром, которого из духовенства мало кто боялся. Отец Фока его если и трусил немножко, то только вначале, при первой встрече, да и то как будто «в нарошну», а потом только хотел «сопты да пот отирать». Но совсем не то производил владыка, которому предтекала молва, что он нетерпелив и взыскателен. Тогда «притрепетность» – это особая болезнь, сопровождающая встречальщиков путешествующих владык, – сообщается лицам сельского духовенства с заразительною силою, и начинается ряд сцен, представляющих для мало-мальски наблюдательного глаза удивительную смесь низкопоклонства, запуганности и в то же самое время очезримой лицемерной покорности, при мало прикровенном, комическом, хотя и добродушном, цинизме.
Дневник отца Фоки Струтинского дает очень интересный образчик и в этом забавном роде.
Другой архиерей, беспокоивший своими встречами отца Фоку, был викарий Филарета Амфитеатрова, епископ чигиринский Аполлинарий. Этот святитель далеко не слыл за такого добряка, как покойный митрополит, и хотя по значению своему был гораздо меньше митрополита, но страха и «притрепетности» умел наводить гораздо больше.
В дневнике отца Фоки отмечены две визитации этого владыки (тоже уже скончавшегося) – одна вкратце и вскользь, а другая поспокойнее и попросторнее.
Тревоги по первому наезду начинаются 14-го мая 1847 года.
«14-го мая, суббота. Указ получен, что 16-го преосвященный Аполлинарий выедет из Киева для обозрения по нашему пути церквей. – Новые хлопоты!»
«16-го мая. Погода ясная, но ветер столько холодный, что пришлось ехать в теплой шубе. В Мотыжине долго скучали, ожидая; он прибыл часу в пятом или в шестом. Встретили благополучно, только за записку книг, за почистки и проч. несколько пожурил. Впрочем, обходился довольно ласково. При встрече были священники В—в, Р—ский и дядя Г—с с клирами».
«Когда его преосвященство изъявил согласие пить чай, то я, испросив у него благословение, пустился во всю прыть в Фасову, а за мною в погоню дьяконы и певчие в двух экипажах, за обычным ялмужным (нищенским) побором, которое и получили от меня».
Как шибко ни гнал отец Фока от этих обирох, но не спасся от них даже полученным благословением. Оки нагнали и обработали благочинного на той самой дороге, по которой всего в четверти часа расстояния ехал за ними их епископ, человек довольно строгий и взыскательный.
«Через четверть часа (продолжает отец Фока) прибыл и владыка Аполлинарий. Здесь при встрече были отцы В—ский, О—ский и Г—лов, с пьяными бездельниками клириками…»
Здесь упоминается тот самый отец Г—лов, у которого скончалась жена во время вышеописанной митрополичьей встречи, когда на погребение ее приглашали духовенство, «по трудех своих подкрепившееся до зела».
«Преосвященный велел конторщику сделать замечания о том, что нашел в книгах… что сей и учинил: а что из того выйдет – почуем, хто живой дижде.
Преосвященный давно уговаривал Г—лова к себе в монастырь. У дьякона заметил полуштоф на окне, с жидкостью. С улыбкой допрашивал:
– Что это?
– Уксус, ваше преосвященство.
– Да ну – точно ли?
– Ни… уксус, уксус… да еще и добрый уксус. Ось понюхайте, владыка.
Чудак отец Калиник – смешит владыку всякий проезд.
При захождении солнца, – преподав нам из кареты благословение, а отцу Г—лову подтверждение одуматься и явиться в Михайловский монастырь, преосвященный отправился в Ружин, а я в сумерки выехал из Фасовы и ночевал у отца Т—на без чаю… Така-то честь благочинным; а трудись и отвечай за грешки подведомственных».
«17-го мая. Зато утром выпил три стакана и узнал, что в Белогородке еще более гонял за книги, чем у нас. Следовательно, всем досталось на калачи».
Но эта ревизия преосвященного Аполлинария, с получением от него «на калачи», оставила, по-видимому, у сельского духовенства довольно сильное впечатление и значительно усугубила «притрепетность», которую совсем не имел таланта возбуждать «старичок Божий» Филарет Амфитеатров. Узнав, что викарий значительно строже епарха, сельские отцы при следующем новом его объезде подтянулись, и зато описание второго ожидания преосвященного Аполлинария в дневнике отца Фоки вышло всех живее и интереснее.
«6-го сентября (1849 г.). Вечером ехавший с Киева отец В—ский потревожил нас несколько уведомлением, полученным в Бузовской корчме, будто бы владыку ожидают на ночь в Ясногородку».
«9-го сентября. Протоиерей выехал из дому высматривать преосвященного, а я окрестил младенца его прихода. Мужики пьянствуют и до крови дерутся между собою, – какая несносная картина! Жиды не вправе ли упрекать христиан? Увы! увы! увы!»
«11-го сентября, неделя на новолуние. После отдыха, вечером, навещал белогородских и узнал, что отец протоиерей ездил в Бышев и в Ясногородку, но ничего не слышно там о приближении епископа, – и Бог ведает, когда он будет в нашем ведомстве и когда мы сделаем ему встречу? Чаяние наших духовных ослабело, хотя я и предписывал являться».
«12-го сентября. Однако же и 12-го еще никто не явился. Ночи холодноваты и морозцы проявляются, а тут-то гречиха еще у меня не скошена. Через разные хлопоты не знаешь, за что и приняться. Во время праздника издохла сивая корова, купленная в Княжичах, а прежде двое телят».
«14-го сентября, среда. Поклонников было до полсотни, и мы после литургии отправились в Крюковщину, где застали духовенства довольно – кажется, с восемь священников. Обедали, самоварствовали и, наконец, по причине мрачной ночи и росившего дождика, остались ночевать».